Александр Дедушев
Публикации
"О ЧЕМ НЕ РАССКАЖЕШЬ СЛОВАМИ ..."
Помните ли вы, как когда-то в детстве, открыв глаза, какие картины явились вашему взору? Совершенно другой взгляд уже мог вдруг неожиданно, но четко различать в обыкновенной складке штор, или в привычном орнаменте обоев, фигуры каких-то сказочных персонажей. Даже побелка на потолке преподносила свои сюрпризы, радуя воображение невероятными сюжетами. Тогда для вас открывался удивительный мир, - мир тайны и некой мистической завороженности. Облака в небе уже были не просто облаками, и значимым становился узор на замерзшем окне, а колечки дыма из трубы дома были похожи на вкусные бублики.
Именно из такого видения, мне кажется, и рождаются образы в творчестве Александра Дедушева. Рассматривая его произведения, испытываешь те же самые чувства, стараясь понять, из чего именно сложился изобразительный ряд: может, это пелена облаков, или морозные разводы, или клубы печного дыма?
Проникнутые ностальгическим настроением и трогательные по рисунку, работы Дедушева обладают притягательной силой. В них есть личная интонация лирического раздумья художника, особенно созвучная нашему времени, - с его неудовлетворенной потребностью в красоте и чистоте жизни, с его вечным беспокойством размышлений о мире. Мудрость и первозданная наивность, естественно соединяясь и определяя творческий характер, помогают художнику через камерное решение композиций и органическую ткань чувственного мира, создавать образы, сочетающиеся с детским простодушием.
Путь Александра Дедушева, как художника, представляется достаточно ровным. Дело, по-видимому, в цельности его творчества, мироощущения, органичности средств выражения. Он сумел найти свою тему, свой подход к ней и свои узнаваемые приемы претворения этой темы в художественные образы. Ассоциативность мышления, тяготение к определенности тем и мотивов - две основные линии его творчества. В непрерывной цепи духовного развития и взаимообогащения художественных идей приемы, использованные Дедушевым в прошлом, как бы цитируются им снова. Обращаясь к одним и тем же мотивам, он старается смотреть на свою тему с новых, достигнутых позиций. Так «дом» или «дерево» - как образ - лейтмотивом проходит сквозь все его творчество. Тема кажется ему слишком бездонной для ее полного осуществления в визуальных образах. Она привлекает его не столько как таковая, сколько как трактовка живого организма. «Дом» - как место обитания человека, как символ человеческого присутствия на земле и в то же время - как отстраненный художественный образ, почти декоративный в своей формальной чистоте и логичности. Здесь соединяются воедино будничная простота, душевная теплота и тактичная соотнесенность частного с общим смыслом. Здесь прошлое, настоящее и будущее накладываются друг на друга, сливаясь в единый слой Вневременного. И, как это ни парадоксально, в этой точке все становится памятью – воспоминанием о прошедших жизнях, событиях, местах. Здесь ощущается напряженное переживание собственного существования в мире.
Его «деревья» напоминают о вечном круговороте жизни, где обязательно есть детство, молодость, зрелость и старение. Будущее пускает ростки и вырастает на почве прошлого. И здесь Дедушев озабочен не тем, чтобы схватить, запечатлеть мимолетное мгновение жизни и времени и на этом остановиться, он трудится прежде всего над тем, чтобы это мгновение предельно исследовать, проанализировать и найти в нем устойчивые формы бытия человека, диалектику всего живого на земле. Поэтому из натурного материала выметается всякий мало-мальски определяющий его признак – остается только его философско-поэтическая основа.
Большую роль в работах Александра Дедушева играют эффекты живописной фактуры, эстетизация плоскости, особая светоносность красок или графического пятна. Формальная чистота и сделанность каждого сантиметра поверхности становятся активным изобразительным фоном, привносящим в произведение болезненную напряженность реальности. Изображение создает впечатление причудливого пространства, превращаясь в стереоскопичность. Мотив отодвигается на задний план, сохраняя только свою стимулирующую силу, превращается в вибрирующую поверхность. В нем человеческая фигура или любой другой предмет, возникает как абрис, силуэт, знаковое описание. Служа своеобразным лекалом и накладываясь на различные фоны, получает бесконечное множество смыслов. Они сведены до такой степени, что становятся только цитатами, ссылками, символами. Активные силуэты форм, как будто только что вырванные из окружающего хаоса, сцеплены в клубок и словно взрываются единым мощным движением, заставляя в обыденном увидеть необычное.
Дедушев не злободневный художник, он говорит о вечном или же – молчит о нем, когда вечное вторгается в сферу обыденного, чтобы испытать нас на способность оставаться адекватными себе и своему времени. Он - Художник, способный при помощи Видимого сказать больше, чем при помощи тысячи слов. Язык его живописи – для тех, кто странствует в ином, несуетном мире, и его нельзя заменить никаким другим языком – ни знаковым, ни математическим, ни концептуальным.
Юрий Резник.
Художник, Арт-директор Восточной галереи с 1995г. по 2003г..
Опубликовано в Газете "Московский художник" №33 4 октября 2009 года
Вглядитесь пристальней в раскрытую оптику мира: ровное не так уж и ровно. Красивое и вовсе не безупречно. Безобразное (как и безобразное) еще таит в себе надежду. А поползновения жизни сами искривят любую оптику.
Художнику словно предложено выправить земные пути. Воссоздать стройность образов, задуманных не им, довершить новизну творения. Нельзя забывать, будничный труд его, при тягучей материальности средств, коренится в идеальной эссенции искусства. Художник примиряет мир с высоким замыслом. Здесь-то, в обнаружении целей, в подвиге раскрытия смысла, нужно достичь гармонии, к чему, собственно, он и призван.
Только вот гармония часто выходит свежеструганной, нежданной, «не такой». Чтобы обновить мир вдвойне. Мир под коростой всегда нов, но художник, расчищая, делает его «новее», обогащая неповторимо-личным.
Такого обычно не прощают. Что ж - творчество вырастает в питательном слое трагичности – ради новой радости и красоты.
Творцы существуют, чтобы экспонировать нам «неправильный» мир. Нужны мириады расцвеченных субъективных миров, над которыми горазд потешаться обыватель. Что бы охватывая их по огибающей, создалась канва Большого мира.
Здесь – один из ключевых смыслов труда художника. Но только один. Сам Мир – многосмыслен, неисчерпаем. Отходят на второй план извечные проблемы мастерства, казалось бы, столь важные. Просто они включены в пирамиду смыслов, как саморазумеющиеся. Если еще не знаешь, «как», то дашь ли ответ на «что» и «зачем»? В недостижимом пределе все подлинно сущее, суммируясь, не исчезая, сходится в Единое, в Одно…
Двигаться по тайной дороге смыслов. И особо не медлить. Творящий всегда - одинокий первопроходец. Бесполезно оглядываться: пространство разрежено, вокруг никого. А когда страшно – собирать в комок хоть немного мужества. И шагать дальше.
Такая дорога…
Александр Дедушев движется по ней. Несмотря ни на что. И открывает только ему ведомые смыслы. Нам остается благодарить и пропускать через себя изысканно-плотный эфир, заполняющий загадочное пространство холстов. Погружаться в метафизику бытия, почти предметно явленную на полотнах. Удивляться и думать, что художнику дано обнаруживать цветное вещество духа, столь редкое на планете.
Сергей Зик.
Писатель.
Опубликовано в газете "Московский художник" №33 4 октября 2009 года
... Лишь зрительная информация, в большей степени, кажется ему достоверной и достойной внимания. Его картины - фантазии по мотивам видений или воспоминаний. Он никогда не пишет с натуры. "Так надо - значит, я имею право".
Его привлекает тема, но не описательность, не литература, а скорее звучание.Философская мысль, обредшая цвет и линию. Медитация и созерцание. Кисть его лапидарна, замысел интимен, а изображение красочно и нежно. Живописи, да и практике художника присуще природное свойство вольного произрастания. И фигуры и предметы у него произрастают так, как их выращивает окружающая среда - мысль художника, цвет, линия, свет, само композиционное построение. Вот он пишет маленький домик-квадратик, в нем окошечко, домик излучает тепло и на мгновение становится необходимым центром вселенной.
Мысль Дедушева предметна, он не тяготеет к абстракции, но парадокс заключается в том, что его картины несут в себе значение некоего знака и являются символами его представления о мире и о себе в этом мире. У него есть возвышенное понятие о рождающейся картине, и ему не хочется, что бы она стала обыденной, но превращалась в драгоценность, украшение жизни, единственное и неповторимое. Пластика – знак произрастания - идея фикс Дедушева.
Виктор Липатов.
Писатель, искусствовед, журналист, главный редактор журнала "Юность с 1990г. по 2007г..
Опубликовано в журнале "Юность" 1993г.
Свет скользит по рельефной поверхности его полотен и придает им таинственное серебристое мерцание, переменчивость в зависимости направленности и силы светового потока. Плотная сгущенная форма, темные обводки предметов, решительный отказ от второстепенного во имя главного.
Виктория Лебедева.
Искусствовед.
Цветовые пятна словно соперничают между собой в сдержанной выразительности, в способности концентрировать внутренюю энергию."Входя" в это соперничество красок ощущаешь, как с помощью нюансов выражается сущность метафизического бытия человека.
Александр Лаврин.
Писатель.
ВИДИМОЕ И НЕВИДИМОЕ
Живописный метод Александра Дедушева сродни старинному способу добычи золота: как старатель, терпеливо промывающий тонны песка вручную, он в поисках своего "самородка" бесконечно долго наслаивает краску на холст, терпеливо выжидая когда засияет загадочной красотой долгожданный валер и придаст смысл происходящему. Этот валер, мазок или какое-то особенное свечение красочного слоя является для него тем главным в картине, к чему привязывается все остальное: цветовые отношения, состояние, тема. Из этого рождается сюжет. Такой, крайне интровертный подход в создании произведения искусства говорит о редком, неординарном способе мышления художника, ибо в большинстве случаев все происходит ровным счетом наоборот: вначале живописец получает импульс от созерцания объекта, ландшафта и лишь затем воплощает увиденное в материале, трансформируя реальность в соответствии со своим мировосприятием.
Дедушев, как мне показалось, опирается преимущественно на внутренний мир, на воображение и на свою философию.
При этом я бы не стал называть такой подход исключительно умозрительным, авторитарным, в нем нет никакого пренебрежения к природе, она все равно остается для Александра исходной точкой отправления в увлекательный поиск новых красочных миров.
Он не стремится полностью абстрагироваться от видимого мира и воспроизводит живую натуру, находя свои особенные символы, коды для ее обозначения.
В отличии от абстракциониста, предлагающего зрителю полет свободных ассоциаций, отказ от предметности и замкнутые, лишенные смыслового наполнения символы, Дедушев предлагает декодировать их и выстраивает новую архитектуру картины, на основе идеи приближения к предмету.
Этот метод отчасти напоминает аналитический подход русского авангардиста Павла Филонова, его принцип "органического роста", когда композиция рождается из точки, будто дерево прорастает из семени, заполняя территорию холста - белый, чистый, девственный вакуум. Возможно поэтому, дерево для Дедушева - любимый объект, главная жизненная форма, основной изобразительный знак в его творчестве. Дерево, дом, стол, часы; художник часто рисует эти предметы, но при внимательном рассмотрении вы не найдете в них обычных свойств, присущих их назначению, они реальны по форме и условны по сути, они знаки, говорящие о чем-то большем. В его кувшин не нальешь воды, он наполнен волшебной энергией, на деревьях вырастают бархатные листья и созревают плоды из янтаря и чистого золота, а часы показывают не время, а значение настоящего момента.
Если бы возник вопрос об определениях, я бы назвал Александра феноменалистом в живописи, ведь даже его способ написания картины (бесконечные пассы, наслоения, отходы, углубления в процесс, фотографирование этапов, движения, присущие, скорее шаману, магу, алхимику), намекает нам о непознаваемости мира, о невозможности прийти к какому-либо заключению, уверенно описать мир, согласиться с очевидным, о ненадежности, зыбкости чувственно воспринимаемых свойств предметов.
Соответственно ему чужды все способы изображения утверждающие застывший, концептуальный взгляд на мир. Скорее он близок к поэтическому сюрреализму Шагала, перу которого принадлежат эти строки: "Я протестую против терминов «фантазия» и «символизм». Наш внутренний мир реален, быть может, даже более реален, чем мир, окружающий нас."
Игорь Авраменко. Художник.
Тихо и медленно. Шаг за шагом. Движение за движением. Такая дорога. И кажется, что этот путь был дан судьбой, и другим быть не может. Мне же остается прислушиваться к каждому дуновению ветра, к каждому шороху и прикосновению…
Бесконечные поиски в искусстве, борьба с материалом дают новые ходы и пластические решения. Но бывают моменты, когда в работе все складывается, словно само собой. Все к месту и в одно дыхание. Именно тогда, останавливается внутренний монолог, «точка сборки» смещается и происходит мистическая история, на рисунке появляется то, что я и не предполагал увидеть. Это пребывание в особом состоянии сознания. Это похоже на то, как птица поет, как ручей журчит, как облако плывет… Тихо и медленно. Просто и естественно.
ГРАТТАЖ
Черная густая тушь ложится на плотную, белую бумагу бархатисто и нежно. Она рисует почти сама. Порой сюжет не определен, есть лишь общее представление о том, что же будет изображено. Эскиз не пригодится, все изменится в процессе работы. Объяснять, понимать не нужно, нужно чувствовать и воспринимать сердцем. Тушь наносится слой за слоем, набирается тон. Сюжет может быть почти абстрактным, затем остается лишь вглядываться и чувствовать свое подсознание. Пытаться увидеть, разглядеть те знаки, то представление, которое предначертано для этого листа бумаги. Острой бритвой рисунок доводится до своего финала. Лезвие процарапывает бумагу и отбрасывает все лишнее. Предмет, персонаж проявляется как в фотографии. Процарапывать можно тонко и остро, можно плоскостью лезвия нежно, еле прикасаясь. Все эти действия уже становятся не совсем рисованием, получается моно гравюра, вырезанная в одном экземпляре и повторить ее не возможно. Совершенно не предсказуемо, что получится в результате. Сопротивление материала диктует свои условия игры, в борьбе с материалом рождаются технические приемы, которые влияют на изображение. Эта игра подобна магическим пассам. Вдруг неожиданно появляется то, что и не предполагал, о чем и не думал и различные сочетания тональностей дают ощущение цвета. Цвет не материальный не реальный, а свой не заданный и не проявленный в реальности – он всего лишь ощущение в черно-белом рисунке.
Иногда рисунок не складывается сразу, как хотелось бы. Тушь не сотрешь ластиком, и если, исправляя неточности, начинаешь скрести лезвием, бумага становится ворсистой и рыхлой, тушь уже совершенно по-другому впитывается в лист. Поэтому вся графика ведется поэтапно. Лезвие применяется только в завершающей части рисования. Исправления и уточнения рисуются прямо по уже нарисованному изображению. Получаются два, три послойных мотива. Порой они становятся почти абстракцией. Здесь и начинается интерес, что же убрать, а что оставить. Что сделать проявленным фигуративом, а что вспомогательным пятном или белой пустотой. Паузы, пустоты, черные или белые тоже являются элементом композиции. Им отводится особая роль.
После того, как над листом уже проведена основательная работа и удалено все лишнее, бумажный ворс притирается тупым, гладким инструментом. Скрести можно несколько раз, но бумага не выдерживает и вытирается до дыр. Поэтому все желательно делать «на одном дыхании», в один раз.
СКУЛЬПТУРА
Эксперименты с техникой не несли на себе задачу самоцели. Они вносили ясность в понимании задач. Так в моем творчестве появилась скульптура. Текстурная бумажная масса вначале была фактурным слоем в живописи на холстах. Затем появилось желание выйти в объем. Но живопись, при всей ее фактурности, должна держать плоскость. И я стал работать в скульптуре. Деревянный каркас и объем бумажной массы дает возможность прибавлять и убирать, отпиливать лишнее. Фактурная паста, которую я разработал в процессе работы над живописными холстами, позволяет формировать объемы любого свойства и толщины. В зависимости от состава ингредиентов она может быть податливой для дальнейшей обработки или наоборот становится почти каменной, жесткой и прочной. А завершающие, тонировочные слои всей скульптуры придают ощущение нерукотворности и живописности. Я не стал вводить активный или предметный цвет. Мне нравится условность самого объекта. Именно тогда раскрывается язык самой скульптуры. Она начинает говорить только формой, силуэтом, объемом. Длительные, монотонные обработки предмета уводят мысль и чувства в медитативное состояние. И «перерисовать» уже не возможно. Необходимо довести дело до своего завершения, и только тогда станет понятно – «имеет ли право на жизнь» данный скульптурный объект.
ПЛАСТИКА
Я как будто бы нахожусь среди множества невидимых присутствий. Сюжеты, мотивы, персонажи. Все они стремятся стать реальностью: картиной, рисунком, скульптурой. Я всего лишь ретранслятор смыслов и образов, которые пришли ко мне и ждут своей материализации. Как и что надо нарисовать - никто не знает, это как старой доброй сказке: «Иди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что». Никто не поможет, и никто не подскажет, только внутреннее чувство диктует - как и что сделать, только оно и является единственным критерием оценки. Остается замереть в тишине, прислушиваться к своему внутреннему голосу, ведь необходимо увидеть, услышать то, что надиктовано из другого мира, из мира подсознательных эмоций, переживаний и размышлений. Происходит мистическое действие. Все это очень тонко и зыбко. Стоит отвлечься на некоторое время и двери этого восприятия закрываются. Но снова и снова ищешь путь. Стараешься нащупать ту кнопку, которую надо нажать, ту ручку, которую надо повернуть, чтобы настроить себя на нужную волну. Подобно радиопередатчику продолжаешь поиск. Три разных вида искусства: живопись, графика, скульптура - говорят по-разному, но смысл остается всегда постоянным - это пластика. Великая пластика построения всего мира. Мы стараемся постичь, почувствовать, изучить гармонию законов мира. Именно они и есть та композиционная пластика, та энергия, которая двигает мысли, звезды, пространства. Настоящее искусство всегда стремилось осознать пластику мира через пластику изобразительного образа, композиционного решения. Если это удается, то все становится на свое место: и цвет красивый, и форма выразительная, и философский смысл появляется. Необходимо лишь находиться в поиске, двигаться по своему пути, пусть тихо и медленно, но поступательно и последовательно. Шаг за шагом.
_______________________________________________________________________________Текст к выставке «Светлое пространство» март 2916г.
Светлое пространство. Белые предметы еле различимы, и лишь только их тени дают понять, что это скульптуры. Передвигаться и ориентироваться легко. Пространство, как облако, а я в нем – дым. Хочется сфокусироваться, навести резкость, чтобы лучше рассмотреть, что же это за фигуры. Но удивительно: они ускользают ровно с такой же силой, с которой я пытаюсь их увидеть. Надо воспринимать все таким, каким оно видится, не стоит упорствовать, надо парить и наслаждаться этим моментом светлого пространства. Ведь я понимаю, что это всего лишь сон и стоит ослабить внимание - и сон растворится, а на утро будет все, как обычно
Я проснулся. Летнее, ранее солнце слепило глаза. Тень от большого лимонного дерева давала на потолке причудливый орнамент. «Возможно, это и есть один из двигателей творчества: грезы, мечты, зрительные образы, всплывающие в подсознании»,- подумалось мне. Я улыбнулся и закрыл глаза с надеждой, с надеждой на продолжение сновидения…